Маниозис

ЗАКАЗАТЬ АБОНЕМЕНТ

Камерная опера Александра Белоусова – это музыкально-философское размышление на основе актуализированной идеи Бенедикта Спинозы о необходимом и добровольном единении людей на основе разума и всеобщей пользы.

«Всего полезнее для людей – соединиться друг с другом в своем образе жизни и вступить в такие связи, которые удобнее всего могли бы сделать из всех одного, и вообще людям всего полезнее делать то, что способствует укреплению дружбы». (Спиноза. Этика, изложенная геометрическим способом. 1677 г.).

В названии соединены слова mania и gnosis – «мания» и «познание». Либретто двухактной оперы построено таким образом, что через «матрешечную» историю писателя, из-под воли которого ускользает выдуманный им герой-протагонист, реализована идея познания через манию, какой бы она ни была.

В первом акте романтично настроенный писатель-дебютант придумывает героя, но оказывается, что герой жил и до того, как его придумали. Герой начинает действовать наперекор замыслу автора, совершая поступки, соответствующие той или иной степени «маниозности» (сексуальной, гедонистической, шизофреничной и «мессианской»). В эротическом пылу он душит девушку, доставщицу пиццы, у себя в шкафу обнаруживает связанного по рукам и ногам драгдилера, пытает его (уже во втором акте), мстя за смерть от передозировки старшей сестры, в конце концов наносит увечье самому себе; дилер, видя это, умирает от перенапряжения. Финал делает всех едиными точно по Спинозе: разделяющие нас тела на самом деле не разделяют нас. Причиняя боль себе, ты причиняешь ее другому.

Опера «Маниозис» отсылает к жанру dramma per musica, то есть к истокам оперы как таковой, не знавшей еще доминирования музыки. В музыкальной ткани есть аллюзии на вокальную полифоничную музыку Ренессанса (подобную многоголосиям Джованни Палестрины) и романтический язык Вагнера. Фоном для первого, наивно-романтического, акта служат звуки стиральной машины, выполняющей функцию оркестра, и звуки, извлекаемые из металлической бочки и стального саркофага. Во втором акте, начинающемся с отпевания юности писателя, на фоне кристально-прозрачного фортепиано происходит смешение основного – немецкого, русского и латыни, в которое постепенно вторгаются чужеродные фонемы, «опыляющие» вокальные партии. Так тексты становятся музыкой.

Черно-серое функциональное пространство сумрачного склада, придуманное художником Степаном Лукьяновым, превращается в пейзаж на фоне звездного неба. А костюмы-трешдримсы обеспокоенного сознания (художник Анастасия Нефёдова) оттачивают игру с формой и содержанием.

Московский дебют композитора Александра Белоусова вписан в общую стратегию Электротеатра Станиславский, становящегося плацдармом для экспериментов в области новой академической и электронной музыки, а также – апробации новых форматов оперных спектаклей.