Материнское поле

«Спектакль «Материнское поле» можно назвать спектаклем-монологом. Все, что происходит на сцене,— это рассказ старой киргизской женщины Толгонай. По мере ее рассказа на сцене появляются герои повествования, появляются как ее воспоминания. И, разговаривая с ними, Толгонай, которую играет Л. И. Добржанская, в то же время смотрит на них как бы со стороны, зная уже их дальнейшую судьбу. Вместе с Толгонай мы видим ее мужа Суванкула — сначала молодым батраком, потом степенным колхозным бригадиром; мы видим Толгонай в поле, ужинающую с сыном Касымом; вот она разламывает лепешку из зерна нового урожая и вдыхает ее неповторимый запах; мы видим ее в страшную минуту проводов мужа на войну; видим, как она верхом преследует дезертира Дженшенкула, укравшего колхозные семена, и, раненная пулей грабителя, падает на дорогу... [...] Силу таланта, жизненный опыт, мудрость и теплоту сердца отдала Л. И. Добржанская своей Толгонай. И ее актерское создание стало одним из крупнейших театральных событий последних лет».

«Интересна, своеобразна художественная стилистика спектакля. Он менее всего похож на то, что мы называем романтически-героическим направлением. Здесь нет никаких сценических символов, эффектных сцен и положений, нет ни единого героического монолога. Спектакль Б. Львова-Анохина удивительно скромен. Суровая жизненность, ощущение сценической правды и намеренное ограничение чисто театральных выразительных средств приблизило к нам происходящее, убедило в его истинности. Атмосфера киргизского аила, специфического быта передана режиссером и художниками С. Ишеновым и М. Куниным скупыми, но выразительными штрихами. Кажется, автор спектакля вовсе не стремился к обобщенности, и то, что эта обобщенность родилась в восприятии зрителей — результат глубокого проникновения в жизнь и психологию людей. Именно это и заставляет говорить об общечеловеческой значимости идеи спектакля, воспевшего силу человеческого духа. Мы, профессионалы, — плохие зрители, мы редко способны на непосредственное восприятие, на эмоциональную отдачу. Но здесь я смотрела не как профессионал. Только каким-то неуловимым чувством я понимала, как трудно исполнителям. Не говоря уже о Л. Добржанской, которая без преувеличения совершила творческий подвиг, все остальные... Каким образом слепили они настоящие человеческие характеры из трехминутных сцен: Суванкул — Глазырин, Касым — Ляхницкий, Айша — Мейер — все это отнюдь не однозначные фигуры. Генриетта Рыжкова раскрылась, на мой взгляд, как одаренная драматическая актриса: с большим темпераментом и искренностью создала она сложный образ Алиман».